Представляю лицо Со, когда он Микеле и Фло увидел!!!

интрига кажется я знаю что буду делать вечером...читать

ты меня снова смущаешь

Время близилось к рассвету. В окно падал свет от уличного фонаря, слегка освещая комнату. Микеле, свернувшись клубочком, мирно спал на коленях Солаля, который подобно любящему отцу трепетно оберегал его сон. Тяжело вздохнув, итальянец повернулся на бок. Со инстинктивно покрепче обнял «сына», пытаясь хоть немного согреть и защитить. Но Микеле находился сейчас далеко за пределами этого мира…

Я иду по пустынной аллее старинного кладбища. Печальное эхо шагов тонет в вязком тумане уже такого знакомого мне бесплотного мира…Я остро ощущаю давящую, таинственную тишину этого мистического места, тишину, от которой веет сыростью и непереносимой, гнетущей безысходностью.

В руках у меня что-то тёплое, мягкое и такое… живое! Это Бимперль. Точнее, Вольфи… Хотя я, честно говоря, уже ни в чем не уверен. Пёсик ведёт себя на удивление тихо и, навострив ушки, с интересом смотрит куда-то вдаль. С замиранием сердца смотрю в ту же сторону и вижу небольшую могилу, чем-то неуловимо выделяющуюся из множества других. Подхожу ближе и замечаю нечеткую хрупкую фигурку, склонившуюся над покосившимся от времени, каменным надгробием.

Мне не нужно видеть лица, чтобы понять, кто это. Я всегда интуитивно чувствую ЕГО присутствие. Моцарт, не замечая меня, продолжает свой беззвучный диалог с могилой матери. Надпись на плите стерлась от времени, но я почему-то знаю, что здесь покоилась именно она, мать гения… Тонкая полупрозрачная рука бережно кладёт рядом с надгробием невесомую белоснежную каллу.

Я снова чувствую, что прикоснулся к чему-то запредельному и вечному, чему-то, скрытому от глаз обычных людей, но необъяснимым образом открывшимся именно мне. Происходящее завораживает и пугает одновременно.
Тишина становится невыносимой. Я хочу заговорить, но мои слова как будто тонут в кладбищенском безмолвии и я не слышу сам себя. Я лишь немой зритель…

Передо мной разыгрывается семейная трагедия давно минувшего века. К Моцарту медленно, едва касаясь земли, подходит отец и кладёт ему руку на плечо, отчего он невольно вздрагивает и оборачивается. Сын хочет обнять отца, но тот холодно отстраняет его.

Что-то неуловимое надломилось в их отношениях и уже никогда не будет прежним…
Подул сильный ветер, поднимая опавшую листву. Кладбище вдруг исчезает и передо мной стремительным потоком проносятся уже практически «родные» чужие воспоминания. С каждым разом тени из прошлого кажутся более реальными и знакомыми... Я отчетливо чувствую переживания Моцарта этого периода, словно он САМ поделился ими со мной…

<b>«Отец, взгляни на меня
Вспомни всё, что было, и скажи мне –
Я вырос именно таким, как ты планировал?»</b>

<i>Маленький, хрупкий мальчик в парике и камзоле старательно играет на клавесине под пресыщенными взглядами аристократов, для которых он лишь очередная необычная игрушка. Как известно, любая игрушка со временем надоедает, и за ненадобностью её выбрасывают… Ему ещё предстоит это узнать. Но позже. А сейчас юный виртуоз срывает у публики заслуженные овации.

Чьи-то пухлые руки, усыпанные драгоценными кольцами и перстнями, сажают его к себе на колени. Со всех сторон сыплются подарки и восторженные возгласы, но малыш словно не замечает их. Ему важно одобрение лишь одного человека, который стоит сейчас немного в стороне. Папа сдержанно улыбается и чуть кивает ему. Мальчик буквально сияет. ОН доволен!</i>

<b>«Думаешь, я бесполезно трачу время,
Занимаясь любимым делом?
Твоё сердце не одобряет моих действий. И это ранит».</b>

<i>Расстроенный светловолосый юноша задумчиво складывает письмо отца и с тоской глядит в окно гостиницы.
Все его феерические мечты рухнули в одночасье, как карточный домик. Как же ненавистна его сердцу мысль о возвращении в Зальцбург! Но папа как никогда строг и непреклонен.
- Вольфганг, твои бесчисленные планы приводят меня в отчаяние. Тебе пора заканчивать с радужными мечтами и заняться устройством своей жизни!</i>

<b>«И сейчас я стараюсь изо всех сил
Я просто хочу, чтобы ты гордился мной»</b>

<i>И снова ненавистный город, ненавистные лица, ненавистный воздух, унижение и смешки, ограничение творческой свободы, вынужденная необходимость подчиняться чужим вкусам.
Но он теперь пишет не только на заказ - он пишет и для себя, скрипичные симфонии изысканы и просты, приятно ложатся на слух. В них он выражает ту неясную боль от первой потери, от преданной любви.
Его музыка превратилась в ремесло! На заказ он пишет легкую музыку, легкие дивертисменты. И сейчас папа кажется таким счастливым… Как тогда, в далеком детстве.
Он просит нумеровать мои сочинения, но разве он не понимает, что они и так отличаются друг от друга? Даже мои скрипичные симфонии. Вот эта в соль мажоре, но она так наполнена грустью, а в ре-миноре наоборот - легка и прозрачна!</i>

<b>«Но я никогда не буду достаточно хорош для тебя
Я не могу притворяться, что всё в порядке,
Тебе не изменить меня»</b>

<i>Стычка с архиепископом была неминуема. Отец вне себя от гнева. Его скрупулёзный прагматичный ум не может понять и принять протест сына.
- Честное слово, Папа, не знаю, долго ли я смогу терпеть Зальцбург
- Я терплю его уже более сорока лет – и ничего, пока что в здравом уме
- Но я ведь совсем другой… Поймите, отец, я задыхаюсь здесь. Я больше не хочу так жить! Мне нужна свобода!
Но Леопольд лишь укоризненно качает головой.</i>

<i>**«Я увольняюсь со службы у архиепископа».
Сообщение Вольфганга повергло Леопольда в полное отчаяние. Ничто не удерживает больше сына в родном и ставшим таким ненавистном Зальцбурге. Дом, опустевший со смертью Мамы и отъездом сына:

– Вы сами воспитали Вольфганга таким, какой он есть, – говорят друзья, - вы воспитали в нем также нелюбовь к Зальцбургу: при малейшей возможности увозили его отсюда.</i>

<i>– Я воспитывал его послушным, ответственным за свои поступки и благоразумным. И увозя из города, я желал лишь помочь ему. Сделать из него хорошего музыканта.

Беседа с друзьями не утешала его, Леопольд достаточно попутешествовал, однако Зальцбург представлялся ему самым чудесным городом из всех, что довелось повидать.
Он вышел на улицу, спустился к протекающей поблизости реке и остановился на берегу. Отсюда открывался прекрасный вид па город. Зальцбург казался в тот день особенно красивым. Наступил май с его обилием красок и ароматов. Все купалось в солнечном свете: многочисленные купола церквей, часть в стиле барокко, а часть в магометанском, высокие итальянские крыши домов, расположенных вдоль реки Зальцах, старая крепость, подобно живому существу парящая над городом.**</i>

<b>«Потому что мы потеряли все,
Теперь уже слишком поздно,
Ничего не вернешь»</b>

<i>Леопольд вспоминает, как рассказывал маленькому сыну о городах и весях мимо которых они проезжали… Друзья в чем-то правы, но как страшно отцу пережить отчуждение сына. То что он пренебрег куском хлеба ради свободы. Обидно, что сын не понимает и не принимает больше моих советов и забот, я же надеялся, что был ему не просто отцом, но и другом… Настала пора взросления…</i>

<b>«Я пытаюсь не думать
О той боли, что ощущаю в душе»
«Ты знал, что всегда был для меня авторитетом?» </b>

<i>Вольфганг сидит в саду под деревом и задумчиво крутит в руках перо. Рядом - недописанные партитуры. Тяжелые мысли мешают композитору работать. Отец всегда полагал, что возможен только один вид понимания – понимание между отцом и сыном, сыном и отцом. Но мальчик вырос. У него иной путь… Время неумолимо повергает все авторитеты.
- Папа, вы тут ни при чем, просто мне надоело угождать чужим вкусам!
- И даже моему?
- Чьему бы то ни было. </i>

<i>**Когда птенец покидает родное гнездо, смотреть на это всегда грустно. Быть отцом – одна из самых тяжких обязанностей. Каждый человек желает своим детям лучшего, хочет, чтобы они не повторяли его ошибок, хочет гордиться ими. И, разумеется, мечтает, чтобы они жили в идеальном мире, хотя прекрасно сознает недосягаемость такой мечты.**</i>

<b>«Все те дни, что мы провели вместе,
Сейчас кажутся такими далекими,
Но, по-моему, это не трогает тебя»</b>

<i>Отец укладывает маленького Вольферля спать. Мальчик, путаясь в полах длинной ночной рубашки, забирается на стул и уговаривает папу спеть с ним только что сочиненную песенку. По окончании он нежно целует родителя в самый кончик носа.
- Папа, когда вы станете стареньким, я посажу вас под стеклянный колпак, чтоб и ветерок не дунул — тогда вы всегда будете со мной, и я буду вас почитать.</i>

<b>«Ничто не изменит тех слов, что ты сказал»!</b>

<i>- Ты не позаботился о ней! Ты позволил ей умереть! С тех пор, как безвременно скончалась твоя мать, я не раз молил Бога, чтобы ты не принял на свою совесть ещё и смерть отца.
Мама всегда сглаживала суровость отца. Но теперь её нет. Уже ничего не вернуть. Не вернуть назад и тех слов, что сказал отец. Это момент перелома. Именно тогда между ними началось постепенное отчуждение.
Плачет, тоскуя скрипка, выплакивая его слезы, их никто не увидит, не увидит, как он лежал рядом с мертвым телом Мамы, согревая его в своих объятьях.
Папа думает, что Вольфганг слишком легко перенес смерть мамы. Он видит только свою боль, своё горе… Но ведь это их общая потеря! Как тяжело было сыну найти деньги, чтобы совершить небольшой погребальный обряд над телом матери. ОН не хотел отходить от могилы и лишь поддавшись настойчивым уговорам друзей медленно побрел в пустой дом...</i>

<b>«Пожалуйста, не отворачивайся от меня…
Не могу поверить, что так сложно
Просто поговорить с тобой,
Но ты не понимаешь…»</b>

<i>Снова кладбище. Отец и сын молча смотрят друг на друга. Между ними непреодолимая пропасть, растянувшаяся на несколько веков. В конце концов, Леопольд разворачивается и уходит прочь. Его прозрачный силуэт тает вдали. Слишком хорошо отец знает жизнь, видит, перед каким ничтожеством приходится склонять голову его гениальному сыну. Сумеет ли он простить обиду, которую причинил ему сын? Это нетрудно. Но вот вред, который он себе наносит – да, именно вред, – простить невозможно.</i>

<b>«Прости, я не могу быть идеальным»</b>

<i> - Нет, папа… Я НЕ ХОЧУ быть идеальным!!!
Микеле вдруг услышал пронзительный стон: кладбищенское безмолвие буквально взрывается от полного боли и отчаяния крика! Как будто лопнула от напряжения струна: Моцарт уходил во взрослую жизнь один, как будто заново"рождался на свет" - теперь совсем один.</i>

Мир вокруг стремительно рушится. Со всех сторон наступает тьма. Я чувствую, что меня затягивает глубже и глубже. Мне не вырваться… Кружится голова, перед глазами все плывет. Бимперль пронзительно лает, вырывается из моих рук и бежит к своему истинному хозяину… Земля уходит из-под ног, и я куда-то долго падаю, потеряв ощущение пространства и времени. Кажется, на этот раз я зашел слишком далеко… Мне становится по-настоящему страшно!

Неожиданно чувство реальности возвращается, я снова ощущаю себя, свое тело. Мир наполняется привычными красками, звуками и запахами. Кто-то ласково лижет меня в щёку, пытаясь разбудить. Медленно открываю глаза. Вольфи… Это был именно он, МОЙ Вольфи. Растерянно осматриваюсь по сторонам. Так, а почему это я лежу на полу? Похоже, во сне я свалился с дивана... Увидев, что я наконец-то проснулся, песик довольно тявкнул и на радостях ещё раз лизнул меня в самый нос.
- Спасибо тебе, приятель… - я крепко прижимаю к себе Вольфи, пытаюсь встать и понимаю, что не могу.

- Микеле! Слава Богу, ты очнулся!
- Со, что со мной? Почему я не могу подняться?
- Ты хоть помнишь, что вы вчера творили?
- Вчера?!
- Вчера, вчера! Вы с Флораном так нализались, что... А ты вообще пиво с энергетиком мешал!
- Боже... я ничего не помню...
- Давай, я помогу тебе, сейчас уже Мерван приедет, вколем тебе обезболивающее и скорее всего опять и от давления. Похоже, тебе сегодня придется именно в таком виде предстать перед нашим маэстро Довом. Звонил, орал, почему мы так долго телимся...
- Со, будь другом, не кричи...
- Эй, Локонте, не спать, а то раскиснешь!
Водворив Микеле на постель, Со пошел открывать дверь яростно трезвонящему Риму.
- Где наш "любимый пациент"?
- Вот, во всей красе!
- Со, давай, неси аппарат, сейчас выясним от чего его лечить будем. Я тут полный арсенал от Рауля припер.
- Как там Дов?
- Хреново, всем достанется, особенно вот этому! - хохотнув, Мерван задрал рукав фланельки Микеле и нацепив на его руку тонометр, стал активно качать воздух, пока стрелка не уперлась какие-то определенные цифры и Локонте застонав, открыл глаза.
- С добрым утром, страна!
- Оооо, Мерванчик! Привет, дорогой...
- Куууда? Со, давай держи его?
Вдвоем они держали упирающегося Микеле, Рим ослабил хватку, воткнув иглу в тонкую кожу предплечья.
- Все,полечили,на первое время хватит! Давай, Со, одевай его. Пойду, хоть чего-нибудь съем у вас,а то с этими разъездами и позавтракать не успел.
- Хорошо, там теплая каша на плите, можешь отложить себе половину и кофе...- Со, понизив голос до шепота, указывал местонахождение банки.
Микеле вздрогнул, открыв глаза, когда Со начал расстегивать на нем рубашку.
- Со, я конечно знаю, что ты лоялен к однополым отношениям, но не при Риме же?
- Даже не мечтай, "сынок", давай в душ, и побыстрей там, - нас Дов ждет!
Через сорок минут Микеле, Со и Мерван уже ехали на репетицию.

___________________________________
** отмечены куски взятые из книги Девида Вейса "Возвышенное и земное"

Дов сегодня пребывал в благоприятном расположении духа. Сидя в зале, он молча наблюдал за работой балетмейстера, пока не хотелось делать никаких замечаний. Сегодня наконец-то удастся собрать всю труппу вместе. Со и Мерван отзвонились, что везут итальянца. Микеле... он был хорош в роли, такая открытая детская непосредственность. Хорошо, что Жан-Пьер его привел. Нуно, верный Нуно хорош, но он не "Моцарт", а итальянец - да! Стопроцентное попадание в образ! Со говорил, что у него какие-то странные сны, что вроде бы как мальчика посещает САМ Вольфганг Амадей? Надо посоветоваться с психологом, ни к чему хорошему это не приведет - вот и слег он от этого скорей всего. Хотя... какие психологи помогут увлеченному работой актеру? Нет, он сам поговорит с парнем. Кстати, надо показать его дефектологу – неплохо, если он отточит свой французский - слабоват пока еще, произношение надо подправить. Ничего, вырастим еще одну свою "звездочку".
- Микеле, Лоран на сцену!
- Со! - громким шепотом позвал Микеле.
- Что?
- Ты запер нашего Вольфи?
- Конечно...
- Ага, ты посмотри! Что сейчас будет?
Песик как ни в чем не бывало пробежался по проходу зрительного зала, сел чуть позади Дова и стал мирно наблюдать за Солалем и Микеле, не среагировав на Мервана, жутко "мутузящего" бедного Моцарта. Но когда появился "Сальери", вот тут Вольфи сначала зарычал, а когда Флоран, спрыгнув со сцены, бросился на "пробежку" в зал, он вцепился бедолаге в джинсы и даже сумел оттяпать клок материи.
На сцене была тихая истерика! Все наблюдали за тем, как Фло безуспешно пытается отшвырнуть от себя пушистый рычащий и заливисто лающий комочек. Увидевший это Микеле кинулся спасать друга и песика, также безуспешно пытаясь лаской и умоляющим тоном "бросить невкусного дядьку"! Тут уже просто все зарыдали от смеха глядя на этих двоих "комиков".

Со старался казаться бесстрастным, но у него это плохо получалось, тем более он догадывался, что песик мстит "обидчику" - Флорану, так неудачно подпоившему "хозяина". Он ушел за кулисы и трясся там от смеха вместе с лежащей на нем Маэвой. Но вырвавшийся из рук Микеле песик довольно быстро засеменил за Фло и влетел таки на сцену. Бедняга Флоран, нашел за кого спрятаться! За Ямином, который был его ниже на голову и уже в плечах вполовину! Но "защита" неожиданно сработала: Диб опустился на четвереньки и, тоже "показав зубки", зарычал и заливисто залаял на маленький комочек шерсти! Вольфи опешил и, закрутившись на месте, немедленно был схвачен подоспевшим Моцартом. Сказать, что тихая истерика на сцене продолжалась - это не сказать ничего! Еще поднявшийся с колен Ямин что-то бросил в пол- оборота застывшему Флорану, после чего и раздался крик:
- Закончили цирк! Микеле, забирай своего "крокодила" и в наказание будешь теперь отсматривать мизансцены, которые мы будем проходить с Нуно! - Дов знал, что доставляет Микеле невыносимую боль, заставляя Нуно играть на глазах у приятеля. Но посчитал это "необходимой воспитательной мерой", да и за время своего отсутствия он многое пропустил, а проходить с ним все заново у Аттья не было настроения! Черт бы побрал этого маленького песика, подложившего хозяину большую свинью!

Сказать, что я медленно умирал? Нет, не так... Я наблюдал за собой со стороны: один Локонте сидел сейчас в зрительном зале и смотрел со стороны, как репетируют его коллеги, держа на руках рыжего песика с лисьей мордочкой, а другой Локонте наблюдал за ним.
-Микеле, видишь, здесь мы немного поменяли мизансцену, потому я и попросил тебя, чтобы... Микеле? Эй! Земля вызывает... Со! Что с ним?
Дальше не помню, только белая пелена того кладбищенского тумана перед глазами, резкий запах нашатыря и похлопывания по щекам.
- Ну, ты как? - внимательные глаза по-отечески заботливо смотрели на меня.
- В порядке... - голос был деревянный. Наверное, таким разговаривал Буратино, когда его только-только выточили из бревна.
- Какое там в "порядке"? Давай, иди в гримерку, отлежись там, мы все же дойдем сегодня до финала!
Дов, поручив меня заботам не слишком занятого Рима, погрузился в репетиционный процесс.
- Да дойду, я не маленький!
- Дойдешь, доведу и дойдешь!
- Рим, не издевайся!
- Я даже не начинал. Локонте, ты лучше не сопротивляйся, щас к Раулю сгоняю, вколем тебе дозу и будешь как новенький!
- Слушай, но Фло же тоже пил?!
- Ага, только у него с давлением все зашибись, и он не мешал энергетик с пивом! И он в одно лицо умял то, что вы заказывали на двоих. Закусывать надо, Мик - первая заповедь пьяниц!
- Убедил.
- Да, там тебе Солаль чего-то припер, сказал посмотреть, КАК ты это будешь есть!
- Каша?! Опять?! Да я Вольфи ее скормлю!
- Микеле, ты не привередничай давай. Конечно, ты у нас большой молодец, в смысле роли, но, прости, Дов тоже не железный! Ты и его пойми: сколько можно с тобой нянчиться? И Со говорил, что ты уже сутки как ничего не ел! Я пошел к Раулю, приду, чтобы все было съедено!
Ну конечно, как же! Но каши на удивление не было, вернее она была, но совсем немного и, как гласила записка, предназначалась не мне, а именно Вольфи! А мне предстояло расправиться с огромным кусоком куриного филе с салатом, с какими-то там орешками. Огненный чай в термосе и круассаны, которые я честно оставил Мервану.

Полегчало, даже спать расхотелось! С шуточками и прибауточками этот "насильник" вколол мне что-то, от чего расхотелось буйствовать и я "поплыл". Как я оказался на диване, да еще полураздетым?
Никогда не замечал за Римом подобных "нежностей". Вольфи пристроился рядом, уткнувшись мне в руку своим мокрым, холодным черненьким носиком.
Мерван, лучше бы он не делал этого укола. Меня явно "развезло" и я, зарывшись лицом в мягкую шерстку, плакал от отчаянья, что мой "Моцарт" может уйти от меня, что мою выстраданную роль могут вот так отдать другому?!
- Не волнуйтесь, отдохните, друг мой, - прозрачная рука легла на мое плечо.
- Вольфганг... Я боялся, что уже не увижу вас!
- Все не так плохо. Я расстанусь с вами ненадолго. Вижу, что мои приходы к вам лишь расшатывают ваше здоровье, ваше "психео" - душу. Заставляют вас страдать.
- Нет, пожалуйста, Вольфганг! Вы слишком нужны мне!

- Микеле! Ты что?
Прикосновение человеческой руки, ее тепло и внимательные глаза Дова, склонившегося надо мной:
- Ты плачешь?
- Дов, я сделаю все, что угодно, я лягу в больницу, я сделаю все, что скажешь, только не выгоняй меня из проекта! Не отбирай роль, я прошу тебя!
- Микеле, ты что? Никто не собирается отбирать у тебя роль! А тем более выгонять, когда все только начинается и именно с тобой! - Дов почувствовал, как под его руками дрожит худое тело Локонте. "Совсем загнал себя, надо все же поговорить с ним и повод достаточный. Или расспросить лучше Со, он же был с ним последнее время?"
- Пойдем, Микеле, довезу тебя до квартиры. Я всех отпустил.
- Я не могу, не хочу домой...
- Эй, что происходит? Значит, те видения, о которых говорил Солаль, правда?
Микеле понуро кивнул.
- Ну, парень... Ладно, поехали в мою берлогу!

Полтора часа "промывки мозгов", полчаса гомерического хохота над моими слезными рассказами и полное молчание, когда я ему рассказал о видениях.
- Микеле, тебе дано так много... Вернее как никому из нас...
- Дов...
- Ты только не заносись? Понимаешь, со многими было почти так же: они влезали на вершину горы с названием "слава" и оставались там монументами самим себе. Хорошо, что ты уже не так молод, как Флоран и Рим. Хорошо, что ты нашел общий язык с Солалем, а ведь он не к каждому вот так, как к тебе! Микеле, дом у меня большой, вот только хозяин я не важный, давай, перебирайся на время ко мне? Комнат много, мои в отъезде, выделю тебе шикарную комнату со всеми удобствами?
- Дов, спасибо тебе, что выслушал, что не стал звонить в психушку, что вообще возишься со мной!
- Микеле, если хочешь знать, состояние моих артистов, их душевное и физическое здоровье - мое дело, и не только как продюсера, но и просто... Я всегда стараюсь создать почти семейную атмосферу в труппе. Вы все на это время мои дети, да и потом я стараюсь не упускать вас из вида.

Две недели у Дова были санаторием! Я, можно сказать, пришел сам с собой к общему знаменателю. Роль, мои видения, даже Вольфи – всё было в "копилку", как в детской игре в паззл - картинка начала складываться. Дов больше не бухтел и не ругался, несмотря на то, что репетиции плавно перетекали к нему в квартиру и заканчивались нашими посиделками за гитарами допоздна. В 12 ночи меня отправляли в постель, а в 8 утра будили включенными фонограммами из мюзиклов. Я спал без сновидений, а если они и были, то забывались сразу по пробуждении. Я готовил, т.к. Аттья, несмотря на свою полукочевую жизнь, так и не научился этому, а у меня были способности, плюс немного опыта. Я оправдал звание "макаронника", потому что паста с разными соусами нам обоим пришлась по душе.
Вольфганг, как и обещал, больше меня не беспокоил. Первое время было даже странно - я так сроднился с ним, его миром, его переживаниями, зато теперь на радость всей постановочной части я больше не выпадал из реальности! И репетиции шли семимильными шагами. Оставались еще клипы и "Vivre a en crever" - то, к чему мы шли и чего я желал и боялся одновременно. Теперь, зная меня, Дов старательно избегал говорить со мной на эти темы и вот - клип. Съемочный павильон пока тихий и темный, скоро его заполнят голоса, а в предыдущем клипе мы по задумке Дова и Оливье ходили "в народ".
Экскурс по великолепной Праге, заезд в Вену и, конечно же, Зальцбург... Небольшой уютный городок, каким он, наверное, был когда-то, меня не впечатлил, а Со и Маэва ходили и оживленно что-то обсуждали. Дов тоже все осматривал, они активно таскали меня повсюду в течение двух дней. Средний зальцбуржец за свою жизнь не осматривал того, что осмотрели мы! Мне, уставшему и вымотанному до предела, все же приснился Вольфганг, но не так явно, как все прошлые разы, а именно как сон - размыто и безотчетно. Запомнилась только последняя фраза:
- Уезжайте отсюда! Никогда я не был более несчастлив, как в этом городе!
И я, кажется, понял его. Вечером второго дня, видимо от всего увиденного, а больше прочувствованного, у меня поднялась температура, и я сбежал от них всех просто понаслаждаться покоем в одном из лучших кафе города. Пока не был застигнут за распитием кофе по особому, зальцбургскому рецепту бдительным "папочкой" Со.
- Это какая по счету чашка? Официант! Рассчитайте молодого человека?
- Со, что на тебя нашло?
- Мы тут с ног сбились, таская его "впитывать атмосферу", а он тут кофе литрами хлебает! - с чуть переигранным гневом выкрикнул тот.
- Переигрываешь...
- Правда?
- Угу, - сказал я и, прыснув в чашку, не без удовольствия наблюдая, как "папочка" изучает счет, напялив на кончик носа очки.

Сегодня у нас не было репетиций и я, как сова, просидел первую час дня дома, только выгулял Вольфи и, зайдя к себе на квартиру, передернул плечами от жутковатых ощущений пережитого здесь, пока ждал консьержку с почтой. "Как все затянулось - психоз, не иначе!" - подумал я кубарем, наперегонки с песиком слетая с лестницы.
Дождь погнал нас раньше времени с улицы, и мы как два щенка буквально влетели в квартиру к Аттья.
- Микеле! Шляться под проливным дождем не лучшее занятие для человека только недавно выздоровевшего!
- Ты чего такой злой?
- Да... все через одно место!
- Ух ты! А подробности "голубой революции" на нашем корабле?
- Есть давай! Потом расскажу!
- Что ты за человек, Дов? Ничто не может повредить твоему аппетиту.
- Бродяги по жизни едят, что дают и когда дают.
- Ты и бродяга?
- А что не похож?
- Тебя же даже в правительство приглашали одно время? Или это газетные "утки"?
- Ну, Локонте! И в компьютер влез, не постеснялся?
- А нечего такие "секретные материалы" в открытом виде оставлять!
- На тебе ноут и хоть обсмотрись свои мультики, а ко мне больше не лезь! Слушай, ты кормить меня собираешься или нет? Квартирант хренов! Никакой с тебя прибыли, сплошной расход и переживания!
- Не ори, разогреваю уже.
- И что это за хрень?
- Лазанья, сэр!
- Боже, я скоро по- итальянски с ним защебечу! Грасия, синьоре, хоть не макароны и на том спасибо.
Я чуть не подавился. Его кулинарная безграмотность поражала! Зато в вине он разбирался как Бог - даже мне, в обход всех врачебных рекомендаций ежевечерне наливался бокал "Шабли", с пожеланием приятных сновидений. Я чертыхался поначалу, но скоро понял его глубоко закамуфлированную отеческую заботу и успокоился. В его доме мне было спокойно - семейная атмосфера убаюкивала мое, не в меру расшалившееся, воображение и я вот уже несколько ночей спал вообще без сновидений, и репетиции шли полным ходом. Вольфганг меня не посещал, и это стало даже слегка беспокоить.
Сегодня Дов был зол и на удивление тих. Молча съел лазанью, налив нам по бокалу вина, заварил себе крошечную чашечку кофе, а на мое слезное "прошение" было сказано, что и запаха хватит. Обиженный я ушел к себе. Он вошел внезапно и неожиданно, как будто принял какое-то решение, заявил:
- Клипа "Vivre а еn сrever" не будет!
- Как? Почему?! - я закрыл ноутбук, не остановив фильм.
- Мы с Франсуа поругались...
- Из-за клипа?
- Из-за концепции... Он хотел делать такую "публичную смерть", а я настаиваю на жизни! Нельзя в клип перетаскивать мизансцены из спектакля. Тем более тебе играть сейчас такие вещи.
- Какие "такие"?
- Трагические. Я не хочу, чтобы все повторилось по новой с тобой. Ты только что пережил настоящий стресс, я не хочу...
- Дов, а теперь послушай меня? Я хорошо себя чувствую, и то, что мы с Флораном на радостях повели себя как подростки, меня не оправдывает! Но я в полном порядке! Пойми, то, что я пережил, общаясь с НИМ - ценно и я не хочу, чтобы это потерялось в суете нашего века. Пусть через боль, но я пришел к пониманию Его - того самого.
- Правильные вещи говоришь...
- Дов, и еще скажу тебе: ты прав! В "Vivre а еn сrever" должна быть ЖИЗНЬ, не смерть. Для него смерть значила только одно - бессмертие и мы должны сделать именно об этом клип. А с Франсуа ты помирись - он гений, как и ты!
- И ты, нам повезло, что ты у нас есть, Микеле! Послушай, я тут вспомнил, ты же у нас вроде бы как художник?
- Ну да, и архитектор в каком-то плане.
- Может подумаешь над общей идеей?
- ОК, я попробую, ты же знаешь, я ничем таким не занимался?
- Просто подумай, ведь в твоей прошлой жизни были концерты, и вы обживали пространство сцены без режиссеров-постановщиков?
- Хорошо, я же сказал, Дов, что подумаю.
Утром Дов с надеждой воззрился на меня, мне лишь оставалось покачать головой - с тех пор, как я переехал к нему, меня перестали посещать видения.

- Микеле, Микеле, ну же!
Вспышка яркого света и меня буквально выдирает обратно, "вбрасывая" как мячик в реальную жизнь. Черная воронка отступает - из глубины сознания доносятся звуки, голоса... Картинка, как у Дали из той книги, что я случайно наткнулся и приобрел вчера на бульваре.
- Ты слышишь меня?! Микеле, ответь хоть что нибудь?!
Разжимаю губы, но звука нет, сердце колотится где-то в горле... Дов, почему он, не Солаль? Ааа! Я у него дома... опять провал в спасительную мягкую и теплую темноту. Потом голоса, только теперь во вне, силюсь услышать, но лишь неясный шелест доходит до меня.
- Странный приступ. Говорите, давление?
- Да, все в его истории болезни... Нет, на сердце не жаловался.
- Ждем полчаса если все стабилизируется, значит все, обращайтесь к прежнему специалисту.
- Микеле! Слава Богу! Как ты меня напугал!
- Дов? Что-то случилось? - я едва слышу свой голос и почти не вижу картинки.
- Эй, эй, молодой человек, ну ка давайте, открываем глаза...
Титаническим усилием приподнимаю веки и вижу силуэты склонившихся надо мной людей.
- Помните кто вы?
- Да.
- Сколько вам лет?
- Да.
- Какой сегодня год?
- С трудом...
- Все в порядке. Можем ехать - вот это приобретете в аптеке и если подобное повторится вколете ему. А так, лучше обследоваться - с каждым может быть.
Дов провожает медиков и возвращается ко мне.
- Что это было, Микеле?
- НЕ знаю, такое со мной впервые. Раньше все не было так страшно. ОН просто приходил и говорил со мной... А теперь я не понимаю где я был и что со мной.
- Врач сказал, что это сердечный приступ - первый звонок - инфаркт или нет, скажет обследование, завтра повезу тебя в госпиталь.
- НЕ надо никуда ехать - такое не повторится. Ты просил подумать над сюжетом "Vivre a en crever"? Считай, что я "подумал".
- Микеле, если такое с тобой происходит каждый раз, то ничего не нужно! У нас есть Оливье и в чем-то он гениален, а тебе надо беречь себя.
- Хорошие слова, но зачем?
- Что бы жить, как зачем? Что ты говоришь?
- Затем, что Моцарт в мои годы уже все написал и уже лежал в могиле.
- Прекрати!
- Прекращаю... давай ноутбук, и иди спать - к утру все набросаю, вам с Оливье остается только снять.
С неизвестными мне ругательствами был принесен снизу ноутбук.
- Может все же отдохнешь? Ты же умирал почти!
- Нет, я жив, принеси воды и все, не мешай сделай милость? Пока все в памяти.
Дрожали пальцы, но я справился. Медленно, но верно расписана песня по строчкам - все как во сне, даже странные покалывания "иного" не могли меня сбить.
Итак: "Моцарт" - в странно-крылатой шапке отдаленно напоминает птицу - образ Феникса - обреченности и победы над смертью!
Сальери - с ярко алыми губами как будто они измазаны кровью. Образ Вампира - караулящий свою жертву, получивший долю своего бессмертия. Прости, Флоран, но именно так - это не ты, это Тот, настоящий Сальери, который был и другом и врагом, почитателем и завистником, но не убийцей, а лишь одним из тех, кому гений Моцарта не давал покоя.

Констанс - полуголое существо, полное жажды любви и обладания. Клер, в этом есть что-то от и от тебя - женщина-ребенок, жена и любовница, а по большому счету недалеко ушедшая от сестры образ хищницы-жертвы.
Алоизия - жестко и жестоко. Похоть и разврат исказили твои черты в конце жизненного пути до неузнаваемости! Мелис, это не ты, девочка! Это та, другая - первая любовь Вольфганга...
Сестричка... Нанерль - добродетельна, почти, если бы не зависть к славе и дарованию младшего брата. Но он не только способнее он и сильнее и в чем-то мудрее тебя и уж точно, работоспособнее - до одержимости. Хотя, вот тут нельзя судить - женщина, восемнадцатого века, подневольное существо и на ее руках остался и умирал отец...
Он прощается с вами всеми и прощает вас!

Отец - Солаль. Вот и все, земные пути сына пройдены... Вы скоро встретитесь и все решите... Иное измерение позволит вам разрешить все противоречия, что вы оставили на земле. Сын идет к Отцу. Услышат ли они друг друга, найдут, поймут, простят ли - эти двое, все испытавшие и так чувствовавшие друг друга?
Матерь Божия! Прими страдавшего Гения? Его отец тоже, умоляет Тебя об этом... Ты Благодатно улыбаешься и потупив взор смотришь вниз - Твой кроткий Образ, как и образ Леопольда чужд этому миру, вы здесь, как напоминание о том, что ничто не вечно.И только гармонию звуков, любви и красоты уносит страдающая душа Гения. Он покидает этот мир потому, что его покинула гармония. Без нее жизнь невозможна!
Прощайте все! Живите что есть сил, как будто каждый день в вашей жизни последний...

- Вольфганг?!
- Я не мог не придти и не поддержать вас. Все верно и больно, теперь вы побывали в Том мире в котором будете все вы, живущие ныне во Вселенной. Он отпустил вас теперь, но будьте предельно осторожным и не взывайте к Высшим Силам если нет на то жизненной необходимости.
Он снова говорил со мной и от его слов боль уходила, постепенно покидая сознание и все, что было мной написано в ту ночь было не моим - это только мои пальцы записали все то, что было показано мне. И я благодарен за это.
Последняя строчка дописана, крышка закрыта и я проваливаюсь в безмятежное забытье.

- Стоп-стоп! Фло, снова то же самое! Это никуда не годится! Микеле работает, а ты… ты как бесчувственное дерево в кадре! Иди сюда, полюбуйся на себя! Всем остальным – перерыв!
Снова перерыв? Какой по счету? Кажется, третий, а может и пятый? Дов сегодня был явно не в духе. После того, как я по его словам чуть не умер, он места себе не находил, ухаживая за мной. Конечно, до Со ему было далеко, но всё же я успел подзабыть, каково это быть в роли больного. Дов даже предлагал специально из-за меня перенести съемки клипа, но я, пригрозив, что съеду от него, настоял на сегодняшнем дне.

Под сочувственные взгляды съемочной группы Флоран, с трудом подавив тяжелый вздох, поплелся к Дову с Оливье. Тыкая в камеру, оба накинулись на несчастного парня. «Бедняга!» - подумал я про себя, но эту мысль практически тут же вытеснила одна симпатичная композиция, которая настойчиво звучала у меня голове со вчерашнего дня. Общение с потусторонним миром приносило свои плоды и возбужденная фантазия рождала музыкальные фразы. Схватив ручку и блокнот, я удалился подальше ото всех за осветительные приборы в спасительную полутьму. Что-то подсказывало мне, что этот перерыв будет долгим. Дов был серьезно недоволен работой Флорана, но сейчас меня это мало волновало. Перед моими глазами уже разгорались совершенно иные конфликты, а в ушах звучала совершенно иная музыка…

- Микеле! Спасай! Я не понимаю, чего он от меня хочет! – Бледный Фло навис надо мной подобно привидению. Сначала я принял его за очередной свой глюк и попросту не обратил внимания.
- Моцарт, черт тебя возьми! Земля вызывает!
- А, что? Фло, ты вовремя как всегда!
- Успеешь еще написать все свои композиции! Прошу тебя, помоги мне?
- Фло, ты вообще читал сценарий? Дов просто хочет, чтобы ты стал хоть чуть-чуть Сальери…
- Вы все меня совсем за идиота держите? – Мот буквально сполз по стене рядом со мной.
- Да что произошло-то, объясни?
- Ты понимаешь, Дов хочет снять меня с роли!
- Почему? С чего ты решил?
- Пока ты выходишь в свой астрал, он тут орал как резаный, сказал, что всё, что я делаю никуда не годиться, что какой из меня, к черту Сальери? Что я мальчишка и играю не злодея и ненавистника, а в детские игры.
- Послушай, ты ни в чем не виноват. Дов не из-за тебя такой нервный, а из-за меня…
- Из-за тебя?!
- Да. Мы решили никому не рассказывать.
- О чём?
- Кажется, я побывал на грани...
- И ты говоришь об этом таким будничным тоном?!
- Слушай, только не смотри на меня своими глазами несчастной лошади!
- Микеле… как ты себя сейчас чувствуешь?
- Лучше, и не будем больше об этом, тяжело не дать себя снова втянуть "Туда". Нам нужно доснять клип, а для этого нам нужно совсем немного: осознание происходящего и помочь тебе наконец-то обрести себя.
- Я похож на размалеванного и вдобавок обкуренного вампира! Слышал, ты ко всему этому руку приложил? Судя по костюмам и мейку, не трудно было догадаться. - Оттолкнувшись от стены и с трудом разогнув колени, Флоран скептически оглядел себя в зеркале, которое принесли прямо в павильон гримеры. – Микеле, я всё могу понять, но красные губы!
Я лишь иронично закатил глаза, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Флоран, конечно, выглядел нелепо и чувствовал себя неуютно в чужом пока ему образе. Он был похож скорее на капризную принцессу или на медведя, которого насильно нарядили в человеческую одежду и заставили выступать перед публикой. Я заметил этого с самого начала, но сейчас, на финишной прямой, особенно под прицелом камеры, неумение Фло держаться в кадре стало бросаться в глаза. Вот Дов и занервничал… Скоро ведь премьера и у всех потихоньку сдавали нервы.
- Эй, я серьезно! – заметив мою улыбку, Флоран как всегда обиделся и поджал губы. - Дов пригрозил, что если сейчас я не начну работать в полную силу он снимет меня с роли! Да я не знаю, что мне делать! Мы стоим как два придурка перед камерой в этих нелепых нарядах и просто открываем рот под фонограмму!
- Про "придурков" попрошу не обобщать! – очередной обиженный взгляд в мою сторону. - Ладно, сейчас уже поздно проводить с тобой очередной тренинг по актерскому мастерству. Будем работать с тем, что есть! – я бодренько подошел к примолкшему Флорану. – Начнем как раз с твоих губ, помада практически стерлась и оттенок не совсем правильно подобран. Нужно что-то более кровавое.
- Давай позовем Надин, гримершу? - осторожно предложил Фло, про себя уже успев пожалеть, что попросил этого ненормального о помощи, но было поздно.
- Бедняжке Надин уже досталось сегодня от Дова за испорченный парик. Я сам тебя слегка подкрашу! – подмигнув опешившему французу, я довольно быстро нашел на гримерном столике нужный оттенок помады и продолжил, подражая девушкам из рекламы косметики. – Вот! То, что нужно! Это придаст вашему лицу большую выразительность. А теперь, прошу, не шевелись…
Флоран заметно напрягся, когда я приблизился к нему с помадой в руках. Похоже, у этого француза конкретные проблемы. Интересно, с девушками он тоже такой застенчивый? Кстати, я никогда не видел их рядом с Фло…
- Да расслабься ты! Просил помочь? Дов прав, ты слишком зажат! Я говорю, расслабь губы, иначе всё размажется и могут появится нехорошие подозрения относительно того, где и с кем ты провел этот перерыв! О, кажется, вы покраснели, герр Сальери?
Последний аргумент всё-таки подействовал и Фло послушно позволил накрасить ему губы. Когда я закончил, месье Мот снова критически оглядел себя в зеркале, молча покачал головой, резко погрустнев. И тут француза вдруг "прорвало":
- Послушай, Мик, не знаю, что со мной, но когда я стою там, на съемочной площадке, в свете прожекторов, под прицелом камеры, я теряюсь, понимаешь! Просто теряюсь! На нас смотрит столько глаз, они все будто ждут чего-то! На репетициях спекталя всё по-другому…
Шутки кончились. Я почувствовал, что настало время для серьезного разговора. Не было уверености, готов ли Фло принять такую помощь от меня?
- Не смотри на них, смотри на меня, пой только для меня!
- Но это не пение, а сплошное притворство. Чёрт, Мик, у меня не получится!
- Забудь про это! Тебе просто нужно отпустить себя. Вспомни роль, наши сцены совместные . Возможно для тебя это прозвучит несколько шокирующее, но история Моцарта и Сальери – это прежде всего история любви. Любви в высшем ее проявлении. Это история настоящей дружбы, которая не подвластна времени и смерти. Я считаю, нам всем есть чему поучиться у них!
- Но в сценарии и в книгах написано…
- Фло, хочешь верь, а хочешь нет, но я видел ТЕХ Моцарта и Сальери! И ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило! Я знаю о чем говорю! Большинство людей мыслит слишком узко, шаблонно. Я не могу теперь иначе играть, чем я чувствую. Это моя история, и я вижу её именно так! Ты попросил меня о помощи, что ж, я готов помочь. Не только тебе, но нам обоим, так как взаимоотношения наших героев можно сказать, что основная фабула сюжета. Хочется представить их немного в другом ракурсе. Мы должны довести наши роли до совершенства, до крайнего предела, понимаешь? У меня есть одна книга, которая поможет тебе открыть глаза…
Во взгляде Фло читался ужас, смешанный с восхищением. Что ж, я привык к подобной реакции на мои мысли и чувства. Я еще никогда откровенно не говорил с Фло о взаимоотношениях наших героев, хотя, может и стоило? Мне все казалось, что он не поймет. Меня вообще мало кто понимал. Судя по всему, я был прав…
Француз продолжал сосредоточенно молчать, "переваривая" услышанное.

- Ребята! Вы молодцы! Всем спасибо, все свободны! Флоран, иди сюда! Друзья мои, сегодня знаменательный день - сегодня этот парень наконец-то понял, что значит быть актером! Аплодисменты герру Сальери и нашему Флорану!
А меня снова "позвали" - в голове зазвучали начальные аккорды второй части "Реквиема". Пока из моих волос выпутывали головной убор Феникса, я уже был готов снова оказаться за чертой, но на плечо легла горячая ладонь Фло:
- Микеле, спасибо тебе... - я не мог расцепить губ. Две пары черных глаз, я в чьих-то знакомых руках. За ворот струйками полилась ледяная вода.
- Ох...
- Микеле, ты здесь?
- Фло, где мы?
- Спокойно, видели только Дов и я.
- Еще воды...
Ее прохлада освежила пылающую кожу лица и я засмеялся, увидев в зеркале растрепанное лохматое чудовище!
- Мик, ты что?
- У тебя расческа есть?
- Фу, ну ты умеешь напугать. Все как с твоими мультиками, я тебя прибью когда-нибудь, если будешь так относится к себе!
- Фло, не кричи - голова кружится.
- Пойдем, я тут кепку тебе стрельнул, женская, кажется, но тебе пойдет!
- Вот и помогай тебе после этого...
- Пойдем давай, Дов уже машину подогнал, тебя домой везти. Дойдешь?
- Куда я денусь?
Крепко обняв Микеле за талию, Флоран почти выволок его на улицу. В глаза сразу брызнул дневной свет, но потом они оба нырнули на заднее сидение.
День был прожит не зря. Клип отснят и можно было расслабиться, уютно прикорнув к плечу теперь уже друга.